One life, live it

 Недалеко от дома, где находится моя городская квартира, несколько дней стоял припаркованный восьмиместный Land Rover Defender – новая версия той легендарной машины, которую раньше часто показывали в фильмах про путешествия по Африке (я и сам когда-то пару раз ездил на ней в Таиланде по горам).

На борту машины, судя по виду выпущенной несколько лет назад, я заметил надпись «One life, live it». «У тебя одна жизнь, проживи ее достойно» – примерно так я перевёл для себя этот лаконичный девиз компании Land Rover. Хорошие слова.

 Потом машина куда-то уехала и больше не появлялась. А я вспоминал слова снова и снова, думая про свою жизнь.

 Жил ли я достойно?

 О да, тут ничего не скажешь. Может не так ярко и масштабно, как герои рекламных фильмов про путешествия, но не хуже. И по-своему. Жил на дорогах странствий, как свободный путешественник. И как искатель запредельного, искатель бесценных и редких мгновений полноты бытия, когда небесная вечность прикасается к земной жизни.

 

Черная ласточка

 Это было давным-давно, в середине 1980-х. Я тогда жил в Григоровке, селе на берегах Днепра, и работал там на пристани. Однажды на дорогах странствий я познакомился с геологом по имени Иван. По виду он был старше меня лет на десять. Потом мы ещё несколько раз встречались в разных далёких урочищах, где я людей вообще никогда не видел. Между нами возникла некая симпатия. Дружбой это не назовёшь – ведь дружба предполагает сложные, многогранны отношения. А это была именно симпатия, ощущение родства душ. Я был «бродягой дхармы» – свободным странником на дорогах действительности, ему тоже явно нравились путешествия по горам и ярам в одиночестве. Пару раз он ночевал на пристани в те сутки, когда я дежурил, и несколько раз мы с ним вместе ходили в далёкие походы – в бучацкие горы и ещё куда-то в яры возле Малого Букрина.

 Однажды теплой августовской ночью 1986 года мы заночевали на песчаной вершине высокой горы над Григоровкой. В те далёкие годы сосны, посаженные лесниками в 1970-е, ещё были совсем низкие, и ничего не закрывало бескрайние горизонты, раскинувшиеся перед нами. Вдали мерцал огнями город Канев. Светилась какая-то лампочка в Бучаке, наверное, на пристани у дядька Петра, и совсем далёкие огоньки виднелись в сёлах на левом берегу.

 Мы сделали небольшой костер между камней и заварили в котелке чай. К нему был хлеб и печенье из старого григоровского магазина. Что ещё надо, когда ты молод, а душа очарована волшебностью мира и раскрывающейся каждый день бесконечной далью– горизонтов, непройденных дорог, высоких небес… Да и далью самой жизни – непрожитой ещё жизни, бывшей впереди.

 Выпив крепкого чаю, поднимающего и без того хорошее настроение, мы долго и доверительно разговаривали – в основном о путешествиях по дорогам приднепровских гор. Иван рассказывал о своей студенческой молодости в Каневском заповеднике, где он впервые прикоснулся к таинственному миру гор и яров, с тех пор очаровавшему его на долгие годы.

 Еще рассказывал о своей подруге тех лет, которую он называл Черной Ласточкой. История про девушку с таким именем есть в воспоминаниях Александра Вертинского, которые они читали вдвоем тогда. Поэтому он и темноволосую Веронику назвал «черной ласточкой» – ей понравилось. Они вместе ходили по каневским горам и дорогам какого-то оставшегося в далёком прошлом лета. А когда студенческая практика закончилась, они не вернулись в город, а отправились с палаткой в Трахтемиров, недавно выселенный и безлюдный, где на берегу возле горы Довгий Шпиль провели почти месяц. Я знал это место и не раз бывал там, ходили мы туда и с Иваном – много белого песка, осыпающегося с крутого обрыва, и глубокая чистая река.

 Я не спрашивал, остались ли они потом вместе, и как сложилась судьба Чёрной Ласточки – может она стала его женой. А может, и нет. Мой собеседник сам этого не рассказывал, а я не стал проявлять назойливость.

 Тот наш ночной разговор у костра на горе был таким задушевным, как будто мы знали друг друга уже много лет и прошли вместе много дорог. Я тогда совершенно не думал о том, встречу ли ещё Ивана, станем ли мы друзьями. или судьба разведет нас по разные стороны горизонта – в тот вечер у костра это не имело никакого значения. Однако больше я Ивана не видел. Мобильных телефонов, электронной почты и тем более социальных сетей тогда не было,  и мы просто расстались на следующий день со словами «До встречи». Он уехал в город, а я пошел в Бучак, на Бабину гору. Потом лето закончилось, а в следующем году я уже не работал в Григоровке – жизнь повела меня в другом направлении. Может Иван и приезжал на ту пристань, но я об этом ничего не знал. На дорогах странствий я его тоже как-то не встречал.

 Наш костёр на горе догорал, мерцали в нем гаснущие красные угли, а над головой переливались бесчисленные яркие звёзды – такие яркие, какими они бывают только в августе. Или зимой. Жизнь в то мгновение казалась мне бесконечной дорогой, где все слилось воедино – и я, и эта гора над Днепром, и Каневский заповедник, и геолог Иван, и Чёрная Ласточка…

 

 

Циклон

 Когда я утром вышел на порог своего дома среди гор и лесов, то понял, что скоро будет дождь – его принёс сильный ночной ветер. Далеко за Днепром на юго-востоке над горизонтом был виден край встающего солнца, но всё остальное небо затянули облака. И действительно, пока я затопил печь, начали падать первые капли дождя, быстро усиливающегося.

 А когда приходит циклон с дождем. что может быть лучше, чем подняться по лестнице на чердак, на пахучее сено, и лежать там в полумраке, слушая шум дождя по крыше  и звук ветра. Добавив ещё дров в печь, я так и сделал. По дверью как раз стояла кошка, просившаяся в дом, и вместе с ней мы полезли наверх по старой деревянной лестнице, доставшейся мне от покойного деда Василя и отполированной за годы руками. Там я лёг поудобнее на сене, а кошка и легла у меня под боком и замурчала. Накрывшись спальным мешком, я погрузился в монотонный звук капель дождя по шиферу.

 «На протяжении стольких веков, скольких жизней мы стремились к этому и мечтали о нём» – снова и снова вспоминались мне вечные слова древнего мудреца, – «а оно было, оказывается, совсем рядом – в шуме дождя по крыше…»

 Так под шум дождя я незаметно уснул.

 И сила циклона унесла меня за собой.

 

Безымянная высота

 Когда меня не будет на свете, я стану точкой на топографической карте – безымянной высотой.

 «Невже ви дядьку вже помирати зібралися?» – спросите вы. Збираюся чи не збираюся – то діло таке. А пишу то, что хочется написать.

 Так вот, когда меня не будет, я стану точкой на карте. Не самой вершиной – ибо кто я такой, чтобы претендовать стать вершиной тысячелетней горы? – а именно точкой на карте. Я хорошо знаю эту высоту – через неё проходит старая дорога, Сегодня по ней редко ездят, разве что иногда охотники. А раньше я часто ходил по ней в те далёкие годы, когда был молод и мои путешествия в этом волшебном и полном чудес мире только начинались.

Там есть место недалеко от больших камней, от которого видно через деревья Днепр и желтую полоску песков на том берегу. Вот сюда после смерти и полетит моя душа в своё последнее путешествие – к этому дереву у дороги на высокой горе, где часто я сидел во время своих походов. А потом она полетит на те днепровские пески, где сама свобода – безмежна і безкрая, – будет танцевать со мной свой последний танец, вобравший в себя все воспоминания о прожитой жизни вольного странника.

 После этого душа окончательно раствориться в небесной вечности – без следа.

El Luna

 Когда настала очередная осень, по вечерам я стал зажигать свечу и подолгу смотреть на огонь.

 Многое, очень многое в жизни стало уже ненужным и неинтересным, а вот огонь свечи, беззвучно горящий в тишине, и высокая холодная луна за окном – это важно.

 И осенние звезды…

 Когда я смотрю на огонь свечи, моя мечта, эта птица души (а может и не птица, а радужная бабочка или стрекоза) улетает далеко-далеко… Улетает в давно минувшее, в то невозвратное прошлое, которое ещё более далёкое, чем самые далёкие места на земле.

 И тогда птица души летит на один пляж на излучине огромной дуги гор, раскинувшейся от горизонта до горизонта. Я так когда-то любил этот уже не существующий пляж под Шопиной горой. Любил выйти на него и рано утром, когда яркий свет сияет с небес над зелеными холмами. И вечером, когда в прохладной тени под деревьями здесь можно было отдохнуть от жары летнего дня.

 С этого пляжа был виден весь мой мир, где я странствовал от одного горизонта к другому. Лёжа на песке можно было подолгу вспоминать пройденные дороги, прожитые линии судьбы и пролетевшее время.

 Днём над пляжем светило солнце, ночью луна и звезды. Казалось, что здесь собрано всё лучшее, как в полной до краёв чаше – на этом безлюдном в те годы и диком большом пляже под Шопиной горой.

 Нет больше этого пляжа, зарос он деревьями и кустами. Как нет и многих других мест из моей молодости. Остаются только медленно угасающие воспоминания о прожитой жизни. И горящая свеча.

 И высокая осенняя луна за окном.

 Вот она точно останется, когда догорит моя свеча. И угаснут воспоминания.

 

Безмежна і безкрая

  В одном далёком селе Приднепровья, селе, где заканчивается асфальт, а вместе с ним и человеческий мир, мне нравится старая грунтовая дорога, поднимающаяся на гору в поля. Когда проходишь мимо хат, а потом мимо лесов и перелесков, на вершинах гор начинается большое поле. С него открывается вид на бесконечную даль. Слева Днепр, вокруг горы, долины и яры – обычно безлюдный мир абсолютной свободы. Той свободы, которая безмежна і безкрая, как говорят в наших краях.

 А на юге, на самом горизонте синеют полоской совсем далёкие горы – те самые пять гор, где находится эпицентр всего, невидимая ось, вокруг которой вращается этот волшебный мир безграничной свободы.

 Когда я был ещё молод, и мои странствия здесь только начинались, я поднимался от автобусной остановки по этой дороге, и дойдя до поля, отдыхал на его краю, глядя на далёкие горы. Они так звали к себе и манили, притягивали как магнит – обещанием какого-то чуда, обещанием невероятной и сказочной жизни вольного странника, очарованного волшебностью мира – странника на дорогах действительности.

 От того поля можно было пойти куда угодно. Налево дорога поворачивала на Трахтемиров или Лукавицу. Направо – на Григоровку или Бучак. Всё это было тогда таким новым и неведомым, опьяняющим своей загадочностью, И я шёл по этим дорогам, где звала меня за собой свобода – безмежна і безкрая.

 С тех пор прошло сорок лет. Где я только не бывал за это время и что только не видал. Много было пройдено дорог, линий жизни и линий судьбы. А волшебная страна осталась для меня всё такой же вечно девственной и непознанной – вечно юной, как неувядающий цветок.

 И когда сейчас, опираясь на отполированную руками палку, я выходу на это поле,  и открывается передо мной вид на далёкие горы, освещённые солнцем, я снова чувствую себя молодым и полным сил. Очарованным странником, вечно идущим по дорогам действительности за горизонт – в голубую даль.

 Где-то там, на горизонте, где видны пять призрачных гор, – фантастический мир мечты и мифа, – всё так же ждет меня она, волшебная страна, остающаяся вечной загадкой.

 Безмежна і безкрая.

 

16.12.2020