четвер, 29 березня 2018 р.

Бучацкие горы вдали (1986)






Когда я шел от Бабиной горы по старой дороге через заброшенный виноградник, а потом через гору Вовча хаща выходил в поля, оттуда открывался вот такой вид на Бучацкие горы. Справа гора Виха, слева две Каменухи. На переднем плане – сильно разветвлённый большой яр Борисов поток.

субота, 10 березня 2018 р.

В бучацких мирах


Бучак всегда был для меня самым сердцем Волшебной страны гор и лесов, раскинувшейся на берегах Днепра. «Был» – потому всё это осталось в далёком прошлом. А жизнь и судьба повели своими дорогами дальше.

Когда-то в 1985 году (а это был для меня год влюбленности Бучак, как 1982 – в Трахтемиров), я лежал ночью возле своей палатки на вершине Бабиной горы и смотрел на яркие звёзды. И ничем не замутнённое счастье пело свою песню в моей душе. Тогда я осознал, что Бучак, и особенно Бабина гора – это самое что ни есть сердце Волшебной страны, фантастического мира мечты и мифа.

Строительство ещё не началось – возле Бабиной горы было тихо и безлюдно. Мне повезло застать бучацкие пространства в девственном виде. Говорят, до водохранилища там было ещё красивее, но я это видел только на старых фото. А в те края попал, когда вода уже поднялась и затопила большие песчаные острова и зелёные луга. Но все горы и леса были пока не нарушены бульдозерами строителей.

Бучацкие горы тянули меня к себе всегда – звали обещанием чего-то невероятного. Когда в первые годы своих странствий, в начале 1980-х я ходил из Трахтемирова через горы, леса и поля на пристань, на спуске в Григоровку передо мной открывался вид на далекие пять гор – огромные, загадочные, непознанные, манящие к себе…

Пришло время, и я отправился туда из Григоровки по берегу – через луга, сады и большой лиственный лес, где была «Рожена криниця». В народе лес называли «Понятовский» по имени польского князя Понятовского, когда-то давно владевшего этими землями. Так я в первый раз дошел до Бабиной горы.

С тех пор миры бучацкого посвящения меня полностью очаровали. Тенистые леса, цветы, травы, поющие птицы – всё это было таким зелёными, земным, мягким и ласковым… совершенно не похожим на аскетические трахтемировские холмы.

В бучацких мирах сохранялись и продолжались все настроения трахтемировской эпохи, но добавилось много нового – и буйная зеленая природа, которой в те годы не хватало в Трахтемирове, и общение с людьми. Я захотел поселиться в Бучаке, чтобы там жить, мечтать и творить – легко и свободно. И мы с Тиной провели там больше 15 лет, насыщенных событиями. Сначала на Бабиной горе, а в 1990 году начался период жизни, связанный с хатой деда Корния и бабы Дуньки. Хата стояла на горе над пристанью и над северным краем озера, напротив хаты покойного лесничего Ивана Романовича Коваленко.

В том доме было много радостного и вдохновляющего – такого, что запомнилось на всю жизнь. И хотя мы туда давно уже не приезжаем, вид этой хаты на старых фото (а их почему-то осталось совсем немного) вызывает у меня чувство глубокой благодарности. Ведь дом на горе, да и сам Бучак, стал началом далёкого пути по жизни – и для нас с Тиной, и для многих других из бучацкой компании тех лет.

В первые годы нашей жизни в Бучаке там была пристань – прямо под горой, на которой стояла хата. До пристани можно было дойти за пять минут по хорошо натоптанной тропинке, спускавшейся по склону. Потом её продали на металлолом. Получилось так, что я провожал её в последний пусть – сидя на берегу возле Каневского заповедника, случайно увидел, как буксир тянул баржу куда-то в сторону Черкасс.

После этого мы ходили из из Григоровки, где пристань была еще лет семь или восемь. Приятно было выходить из «метеора» на ту самую баржу с номером П-357, где я когда-то работал два года. Потом мы поворачивали налево, выходили по берегу за край села и дальше шли по хорошо натоптанным тропам – где по песчаным берегам, где по заросшим травой склонам и через заброшенные сады.












Там много лет паслись коровы с колхозной фермы и все сильно вытаптывали, потому в 1990-е годы на берегу не было никаких непролазных зарослей. Когда коров не стало, а ферма развалилась, береговые тропы стали быстро зарастать кустами.

Когда заканчивались заброшенные григоровские колхозные сады, за ручьём, вытекавшим из большого яра, начинался Понятовский лес. По лесным дорогам можно было легко дойти до Роженой криницы и дальше, до бучацкого рыбстана. А оттуда было недалеко и до нашей тропинки на склоне горы Козачий Шпиль. Так за два часа мы доходили от пристани до своего дома.




 
 

А иногда ходили из Бобрицы, с каневской трассы – весной, когда пристани в Григоровке ещё не было, осенью и зимой. В морозные зимы несколько раз приходили в Бучак по льду из Переяслава – эта дорога занимала пять часов.

После Студенца мы обычно сворачивали в те поля, где потом появился тот высокий металлический забор, который потом разобрали. В 1990-е годы это была грунтовая полевая дорога, по которой раньше ездили на поля, а потом – рыбаки на берег за Бабиной горой или на Тальбергову дачу. Поля уже были заброшены и заросли травами, а с дороги открывались грандиозные виды на Каневские горы и на Днепр.




 

 



Так мы доходили до Бабиной горы, а оттуда по берегу – в Бучак.

Особой притягательностью обладал «витряк» – заброшенная ветряная мельница с деревянными колесами, механизмами, огромными жерновами. В те годы всё это было целым, разве что по углам бутылки валялись и стены были исписаны местными жителями (типа «Прощай Бучак, здравствуй Полтава»). Мы к этим надписям быстро привыкли и перестали на них обращать внимание. Они уже не мешали нам погружаться в особое волшебное пространство ветряной мельница – этого механизма преобразования ветра в нечто, доступное для человека. Ветряк можно было закрывать на длинный кованный железный ключ (он до сих пор у меня сохранился) – такой же, как когда-то давно закрывали хаты. Особенно приятно там было вечером, в час заката и зари, когда свет сумерек делал всё волшебным. А однажды мы с Валерой, лидером нашей бучацкой компании, сидели там зимой в новогоднюю ночь у небольшого костра, горевшего на жернове. Снаружи светила мутная полная луна, был сильный ветер и мороз 23 градуса.

Что там говорить, много чего было интересного на ветряке…









 


А рядом была вершина горы Козачий Шпиль. Сосны тогда были маленькие, с горы было хорошо видно на все стороны света.

Из Бучака мы ходили на разные пляжи Бучацкого леса – их было три, и в те годы они были безлюдны. У нас была своя тропинка, мимо ветряка и дальше, по склонам горы Козачий Шпиль. Она выходила на дорогу между последними хатами и рыбстаном, и оттуда мы уходили сразу в лес, где были свои тропы, ведущие к Роженой кринице.

 


До озера от нашего дома было идти 15 минут. Тогда, в 1990-е годы, там было чисто, а люди если и приезжали, то только по выходным.




И на Бабину гору ходили часто – там тоже было тогда тихо и спокойно. А то что это самое сердце бучацких миров, мы не забывали никогда.


 







Все фото 1990-х годов.