Алекс Родин
Гора Одинокого Волка
2016
Гора Одинокого Волка
Дым
Мгновение вечно настоящего
В тишине холмов
По незнакомому городу
«Где вечность прикасалась к земному бытию»
Striatolamia Striata
В ночь
В легких и светлых снах
Под каневским небом
Гора Старого Енота
Globe
Под знаком голубых гор
Вестник
Белая зима
Гора Одинокого Волка
Где-то среди лесов и холмов Волшебной страны – фантастического мира мечты и мифа, где время течёт по иному – есть Гора Одинокого Волка. Она возвышается над глубокой долиной, заросшей лиственными лесами, и обращена в сторону солнца – вечного Солнца. А напротив, по другую сторону долины, есть другая гора, крутая и поросшая лесом. Она обращена в сторону вечной Луны. Это гора Волчица.
Весной ли, когда миро пробуждается от сна, а травы начинают расти, или осенью, когда всё увядает, и золотые листья кружатся, опадая, в лесах, на гору выходит Одинокий Волк. Он одинок, потому что такова его судьба. Когда он принял свою судьбу, то стал свободными, и эту свободу ему подарило умение погружаться в своё одиночество без страха, оставаясь наедине с тишиной холмов, вольными ветрами и со своими вечным братом – Солцем.
А на той горе, что напротив, в своё одиночество без страха погружается Волчица, оставаясь наедине с холодными звёздами и своей вечной сестрой – Луной.
И когда лунный свет освещает весь мир, делая его призрачным, в душе Одинокого Волка рождается песня – не имеющая ни начала ни конца песня, обращённая к высокой и холодной осенней луне. А с другой стороны долины ему отвечает Волчица.
Кто знает, о чём их песня…
Нам это постичь не дано.
Дым
Когда наступает холодная пора, с деревьев опадают листья, по утрам землю покрывает белый иней, а день быстро укорачивается.
Долгими осенними вечерами мы сидим у костра, глядя на высокую белую луну, на контуры гор, окружающих нашу долину, и на горящий огонь. Мы созерцаем ночь и слушаем её звуки – как где-то высоко в небе перекликаются журавли, и как летит в дальние страны ночной самолёт, оставляющий справа от луны свой серебристый след.
В соседнем селе за высокой горой лают собаки, а если совсем прислушаться, то иногда можно услышать там, за лесами и глубокими долинами, едва различимую песню Одинокого Волка.
В эти холодные ночи, когда коты просятся в хату на печь, мне нравиться смотреть на горящий огонь… нравится смотреть, как горят в костре побелевшие от солнца и дождей обломки досок от развалившихся сараев и других построек – остатки исчезающего мира сельской жизни, которого уже нет и никогда больше не будет.
Языки красного пламени облизывают старое дерево, и оно разгорается, быстро превращаясь в светящиеся угольки, осыпающиеся в костёр. А в холодное небо поднимается дым. Его струи причудливо изгибаются и сворачиваются, их вид загадочен и непостижим – как красота огня, красота холодной ночи среди гор и лесов.
Игра струй дыма притягивает к себе мысли, а потом и мысли поглощаются в них и вместе дымом улетают в небеса.
Остается только мгновение настоящего – вечно настоящего…
Мгновение вечно настоящего
Поздней осенью 2016 года мы с Тиной решили посетить гору Каменуху возле Григоровки – гору нашей молодости, где мы когда-то не раз ночевали у костра под звёздами. Это там открылся нам волшебный горизонт грёз, всю жизнь звавший в далёкие путешествия по миру, по берегам тропических морей.
День мы выбрали удачно – утро было солнечное, хотя ночные заморозки покрыли инеем землю, и северный ветер пронизывал холодом. На гору мы шли по старой лесной дороге – одной из немногих оставшихся дорог, где почти ничего не изменилось за пролетевшие десятилетия и так легко можно было забыть какой сейчас год – 2016 или 1996, а может даже и 1986…
Потом лес закончился, и дорога вывела нас на поля. В лицо светило солнце, и на душе было легко и радостно – мы снова чувствовали себя свободными солнечными странниками, идущими по уводящей вдаль дороге.
Наша гора за годы сильно заросла поднявшимся сосновым лесом, почти полностью скрывшем виды. Трудно было представить, что когда-то она была почти голой, и от больших камней на её песчаной вершине было видно далеко во все стороны.
На песке, примерно там где мы когда-то сидели у костра, оказалось неожиданно тепло. Постелив кериматы, мы улеглись под памятной нам сосной и погрузились в созерцание небес. На веточке сосны блестела на солнце золотая капля смолы, а в кроне шуршали маленькие птицы. Со стороны села доносилось пение петухов и лай собак – вечные сельские звуки….
В этот миг время остановилось – а может, вернулось назад, сквозь даль давно минувших лет.
Сняв сапоги и положив на них босые ноги, я лежал на теплом солнце, всё глядя и глядя на золотую каплю смолы… забывая о том, какой сейчас год и какой век… о том, кто я, откуда и куда иду.
Забудь себя, будь в потоке… Там мы и жили всю жизнь, растворяясь в солнечном свете – здесь, среди наших гор, или на берегах далёких океанов.
Иногда мысли уносились в воспоминания – уносились в даль давно минувших лет, – но потом снова возвращались в это длящееся мгновение настоящего – поистине, вечно настоящего – заполненное ярким солнечным светом.
Не хотелось ни вставать, ни уходить… хотелось только, чтобы это мгновение не заканчивалось.
Мгновение вечно настоящего.
В тишине холмов
В октябре 2016 года, в пору золотой осени, мы с Тиной провели неделю в тишине холмов. Целыми днями мы ходили по опавшим листьям в лесах, провожали улетавших журавлей, слушали гудение огня в печи и созерцали яркие холодные звезды.
И дни сливались в монотонную вереницу, когда счёт им утрачивается, и начинаешь забывать, сколько времени ты здесь находишься, среди гор и лесов – может, три дня, а может – три месяца.
По утрам, отрыв глаза, я видел как розовый солнечный луч освещает белую стену комнаты и букеты сухих цветов, собранные на дорогах лета.
В эти холодные утренние часы, когда землю покрывал иней, приятно было сидеть на солнце под старым деревянным сараем с навесом, закрывавшим от северного ветра. Солнце освещало столбы навеса, пожелтевшие листья винограда и деревянное колесо, стоявшее под одним из столбов.
Утро было посвящено общению с котами. Осенью, с наступлением холодов, они стали особенно дружелюбными – терлись об ноги, просили покормить и пустить их в теплый дом.
Дав еду котам, я продолжал сидеть на солнце в своем кресле, рассматривая карты и планируя сегодняшний маршрут. Хотелось выбрать его так, чтобы каждый день попадать в новые места, где ещё не был – а таких мест пока хватало среди нашит гор и лесов.
Каждый день моё путешествие начиналось у вертикально стоящей скалы в лесу. Оттуда я спускался в глубокий каменистый яр, где яркое солнце освещало сухое песчаное русло. Над яром склонялись желтые деревья, а над головой было синее осеннее небо.
Дальше начиналось царство синевато-серой глины – дожди промыли в ней глубокое русло, прорезавшее дно яра.
Там я переходил яр и, поднявшись на гору, выходил на старую дорогу, идущую среди заброшенных и заросших травами полей. Когда-то давным-давно, в молодости, я часто ходил по этой дороге в Трахтемиров.
Дорога вела к безымянной высоте – одной из самых высоких точек здешних гор, откуда открывался вид на бескрайние дали. Где-то там блестела полоса широкой реки, за ней синели леса на левом берегу, а еще дальше горизонт замыкала едва различимая линия Трипольских гор. Постелив на землю куртку, я обычно долго сидел на этом месте среди ещё цветущих осенних полевых цветов – синих, белых и желтых, созерцая даль.
От этой высоты мой путь шёл в неведомые и не познанные овраги и долины в окрестностях горы Волчицы – их лабиринт простирался передо мной. Там, среди серых высохших трав, среди следов зверей на диких тропах, я погружался в тишину холмов – в серый свет вселенской пустоты.
А над головой было бескрайнее пустое небо – иногда синее, а чаще серое небо поздней осени, с которого лился этот свет.
По незнакомому городу
Осенней порой мной овладело стремление к поиску новых мест в моём родном городе. Много в нём было и есть красивых улиц, парков и других мест, с которыми в разные годы жизни было что-то связано. Но потом старые места стали надоедать, как надоедает десятки раз читать одну и ту же книгу, пусть самую лучшую, или слушать одну и ту же музыку.
Так жизнь привела меня на такие улицы, где я раньше или вообще никогда не был, или бывал пару раз проездом. Улица Мельникова, Овручская, Нагорная, Татарская и многие другие… Ещё недавно мне эти названия не говорили ничего, а когда я там оказался, эти улицы меня вдруг заинтересовали. Как будто попал в новый, совершенно незнакомый город, иногда похожий на Львов, иногда – на Чернигов.
А идти куда глаза глядят по незнакомым улицам – это большое дело, особенно в сухие октябрьские дни, когда ветер несет под ногами жёлтые опавшие листья.
Так легко идти вместе с этим ветром вдаль, ни о чём ни думая и ничего не желая.
Просто лететь вместе с ним – с ветром…
Кто знает, куда…
«Где вечность прикасалась к земному бытию»
Однажды, в своих странствиях по незнакомому городу, я забрёл на какую-то тихую и незнакомую мне улочку недалеко от Львовской площади. Местами там были красивые новые дома, напоминающие города Европы, а кое-где остались совсем древние небольшие домики, за которыми угадывались крутые склоны холмов, заросшие деревьями За одним из поворотов улицы, возле заброшенного завода с красными стенами, передо мной вдруг открылся далёкий горизонт – летописная гора Щекавица, на ней высокая вышка с антеннами и бескрайние дали на севере.
Что-то знакомое и давно забытое показалось мне в этом виде. Ведь когда-то давным-давно первые несколько лет моей жизни прошли в этих краях, в старом небольшом доме возле Львовской площади. Я стал искать табличку с названием улицы – «Кудрявская». Так это же она!
Номер дома я не помнил – это ведь было больше чем полвека назад. В памяти вообще мало что осталось с тех времён , больше запомнились рассказы покойной матери. Да и не сохранился он скорее всего, тот старый двухэтажный кирпичный дом, где прошла первая часть моего детства.
Но одна смутная картинка врезалась в память: зима, красная заря на пол неба, гора Щекавица, на вышке загораются какие-то таинственные огоньки, а на небе – звёзды.
Вот откуда оно, оказывается, началось – стремление к запредельному, к далёкому и непостижимому, наложившие отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Ещё тогда, на этой улице космическая бесконечность прикасалась ко мне, только я не понимал в те времена, что всё это значит.
Оно и не удивительно – на этих старокиевских горах, на летописных холмах, откуда открываются необозримые дали, в этом «городе вечности», как я его называл уже в зрелые годы, легко можно почувствовать, как входит в душу вечность, прикасающаяся к земному бытию.
Striatolamia Striata
Сегодня утром луч осеннего солнца – нечастый гость в эту пору года, – проник в мою комнату, осветив одну из ниш в стене, где расставлены всякие редкие вещицы из разных концов мира, оставшиеся на память от путешествий разных лет.
Мое внимание привлекла прозрачная стеклянная баночка от кофе, полная окаменевших зубов древних акул палеогеновой эпохи – в основном, вида Striatolamia Striata. Когда-то давным-давно, во времена странствий молодости – странствий метафизической юности, как я их называю – находки этих зубов поразили моё воображение. Тогда на моем столе оказалась копия книги Гликмана «Акулы палеогена», и я читал её, как самый увлекательный роман.
В те годы меня очаровывали не только зубы акул, а и все находки окаменелостей, попадавшихся на песчаных и каменистых обрывах Каневских гор, где пролегли пути и дороги наших с Тиной странствий. Эти находки питали собой миф о праморе Тетис – древним океане, бывшем задолго до появления людей и от того казавшимся девственным, нетронутым и совершенным. А голубые или белые окаменевшие зубы акул, обычно длиной как ноготь, стали связывающей нитью с тем древним океаном из воображения.
К современным акулам у меня ни интереса, ни симпатии нет, и фильмы о нападающих на людей акулах, которые так любят снимать, я не смотрю. Те небольшие рифовые акулы, которых мы когда-то видели своими глазами на Мальдивах, имели вид безобидный.
А первые зубы древних акул мы нашли на песках Зарубиной горы – а тогда там песчаных осыпей было гораздо больше, чем сейчас, и место это было не таким людным. Но больше всего их было на намытых песках возле Бабиной горы, особенно в то время, когда эти пески только появились.
Я решил переставить зубы в другую нишу, где в похожих баночках были разноцветные пески с берегов Индийского океана – пусть встретятся, наконец… Взяв баночку с зубами, я стал переворачивать её в разные стороны, и зубы пересыпались с ней, освещенные солнечным лучом. И пролетели в памяти мгновения воспоминаний – яркое солнце, голубая вода и волны на широкой реке, вольные ветры и горячий песок, нагревшийся в жаркий полдень. И где-то там мы среди этих песков, собирающие древние раковины и зубы…
Там, под бескрайним небом нашей молодости, где мы шли по дорогам действительности – по дорогам прошлого.
В ночь
Мне нравится смотреть, как догорают угли в печи. Когда стихает гудение огня, дрова рассыпаются на кучу красных углей, и она быстро оседает на чугунной решетке в топке. Сначала по углями ещё пробегают фиолетовые огоньки, потом они все больше темнеют, превращаясь в серую золу, пока не остается несколько красных мерцающих точек.
Приоткрыв дверцу печи, я сажусь на низкую деревянную скамеечку и смотрю на эти красные мерцающие точки. По мере того, как они гаснут, всякие суетные мысли в уме тоже угасают, и овладевает мной ясный покой.
В доме тишина, от нагретой печи идёт тепло, и медленно догорают две красные точки в топке… А где-то там за стенами может быть непогода, дождь и мокрый снег… А может – чистое небо и холодные осенние звезды. Или яркая луна взошла, как слиток серебра, освещая своим светом и крышу дома, и опавшие деревья возле него, и очертания гор вокруг нашей долины – извечно загадочные и давно уже ставшие родными контуры наших гор.
Потом два уголька полностью угаснут, я закрою в печи заслонку, оденусь и выйду из дома, чтобы сделать костёр и созерцать ночь. И тогда душа, освободившись от пустых мыслей, легко и свободно полетит к ярким звёздам; а если светит луна – по полетит в лунном свете к далёким горам. А если дуют ветры и летят тучи – тогда она улетит вместе с ветром. В ночь.
В легких и светлых снах
А когда душа моя пресытится своими странствиями в мирах ночи, наступит время для снов. Догорит огонь в костре, а потом погаснут угли, и холод поздней осени станет пробирать даже через тёплую одежду.
Тогда я пойду в тишину и тепло дома, где зажгу огарок свечи, оставшийся на столе от вчерашнего такого же вечера. Тишина, идущее от печи тепло, и неподвижное пламя свечи… Можно было бы уже ложиться спать, но хочется растянуть это мгновение.
А на лежанке – старое, ещё трахтемировских времён юности зелёное шерстяное одеяло. Когда-то давным-давно я сшил его по краям, и это был мой самый первый спальный мешок. Потом я оставил это одеяло на пристани в Григоровке и много лет его не видел, пока сложными путями оно не попало в этот дом. И вот теперь старое одеяло времён метафизической юности снова со мной
Потом свеча догорела, распространяя запах гаснущего фитиля, и я лег спать, накрывшись своим зеленым одеялом. Еще пару минут я буду смотреть в непроглядную темноту, какая бывает только в сельских домах осенними ночами, а потом усну.
И будет мне сниться какой-то приятный сон, легкий и светлый. Может, о юности – о давно минувшей беззаботной поре, о летних дорогах, о ярких звёздах, о глотке воды из ручья в яру… Или о купании в волнах глубокой и чистой реки – такой глубокой и чистой, какой она может быть только во снах.
В легких и светлых снах о юности.
Под каневским небом
Просматривая поздней осенью фото минувшего лета, я нашел несколько сделанных на берегу возле Канева – мы с Тиной иногда ездили туда купаться, да и вообще побыть в этом пространстве под каневским небом, бывшем частью дорог странствий нашей молодости.
И тогда я решил съездить в Канев, пока не началась зима и не выпал снег. Мне захотелось снова оказаться в этом маленьком городке на берегу Днепра, стоящем на грани двух миров – мира людей и того мира гор и лесов, в котором мы всю жизнь путешествовали в поисках свободы и запредельного.
Выйдя из автобуса, я купил в одном из небольших магазинчиков свежего каневского хлеба «Колосок», а потом спустился возле автостанции на берег и пошёл вдоль воды в сторону Каневского заповедника.
Утром вода стояла низко, и по широкому песчаному берегу было идти легко и приятно, погружаясь с каждым шагом в тот волшебный мир, который был создан из впечатлений от прожитых лет и собственного воображения. Тот мир, в котором так легко было забывать себя и становиться частью чего-то великого и необъятного, вселенского… становиться частью летящих ветров и узора полевых дорог, раскинувшихся по земле под каневским небом.
Под этим небом мне так легко дышится и живётся – легче, чем в других местах на земле. А я бывал в разных концах света, так что мне есть с чем сравнивать.
Здесь, на песчаных безлюдных берегах, глядя на текущую воду так легко находить ответы на все вопросы и находить для себя новые смыслы – те смыслы бытия, которые в большом городе незаметно забываются и утрачиваются в житейской суете.
Не раз на каневских берегах приходили мне в голову мысли, что хорошо было бы жить здесь, под бескрайним каневским небом. Без сожаления забыть всё прошлое и начать жизнь с чистого листа. Купить дом где-то на краю Канева, чтобы из окна было видно на горизонте далекие голубые горы… и жить там легко и беззаботно, занимаясь простыми вещами – садом, огородом, пчёлами… пилить дрова или пасти коз…
И жизнь так, неспешно, сколько еще отпущено нам судьбой – под каневским небом.
Гора Старого Енота
Старый Енот большую часть своей жизни провёл на склоне поросшей дубовым лесом горы, надёжно скрытой среди лесов и бесконечных запутанных оврагов Волшебной страны. Родился енот не здесь – молодым он пришёл в эту лесную долину издалека, со стороны пяти гор, видневшихся на горизонте на юге. Там он родился на похожей горе и там прошло его беззаботное детство. Но вскоре в тех краях стало появляться всё больше людей, и тогда енот, любящий тишину и покой, ушёл из родных лесов на поиски нового места.
Долго он странствовал по полям и холмам, пока не оказался на этой горе. Здесь он нашёл большой камень, уходящий в глубину склона, и под ним вырыл свою нору в золотистом песке. Так енот жил свое жизнью, общался со своими сородичами, обитающими в этих лесах, и никто ему не мешал. Годы и годы летели над его головой, и он не замечал их, но шерсть у него на носу побелела.
Хотя енот был стар и мудр, у него еще было достаточно сил, чтобы охотится и добывать себе пропитание. Приближалась очередная зима, енот сбросил короткую летнюю шерсть и оброс новой, густой и длинной. Теперь морозы ему были не страшны.
Когда в холодные лунные ночи, когда призрачный серебристый свет озарял собой весь мир, гора Одинокого Волка и гора Волчица обменивались своими песнями, полными загадки и страсти, енот после удачной охоты тихо и мирно спал в глубине своей норы. И снились ему простые и лёгкие сны, светлые, как прозрачные осенние леса.
Globe
В моём доме среди гор и лесов много лет хранился старый потертый глобус. Когда-то я нашёл его в заброшенной школе, бывшей неподалёку – сейчас от неё осталась только куча обломков, заросшая кустами.
Сначала я хранил глобус на чердаке просто для прикола – как маленькую модель нашей планеты, случайно оказавшуюся в далёком глухом селе. А когда у нас началась эпоха глобальных путешествий, старый школьный глобус вдруг приобрёл совсем другое значение. Приятно было, сидя у зимнего костра, рассматривать на нём очертания океанов и континентов. «А поехали вот сюда – ведь здесь мы ещё не были…». И палец чертил по глобусу условную линию, как будет лететь через пол-мира самолёт к столицам далеких стран.
А потом время поменялось, и поменялся мир – в нём подули другие ветры,. И хотя все так же летят куда-то вдаль самолёты – мы из видим иногда по ночам над нашими селом, – и всё так же можно зайти на хорошо знакомый сайт Emirates и купить билет в любой конец света, настроение изменилось.
На днях я решил проститься с глобусом. Он сделал своё дело, и больше не нужен – тот период жизни закончился. Взяв глобус в руки, я ещё раз взглянул на очертания мира – на те места, где мы были, и где так и не побывали…и пронеслись в памяти гревшие когда-то душу названия – Тангале, Анс Кокос и Пуэрто Эскондидо.
А потом я положил глобус в горящий костёр. Огонь быстро охватил его, и эта маленькая модель уютного и доступного мира стала дымом вместе с названиями далёких стран и городов… стала дымом и растворилась в высоком ночном небе, в котором всё так же иногда летели над нами в дальние страны самолёты.
Под знаком голубых гор
В последние дни ноября началась настоящая зима со снегом и морозом – правду говорили бабы в Каневе на базаре, что зима будет ранней. В этот день, сидя у окна, я вспоминал ушедшую осень, полную ярких событий и подарившую мне новые места в мире гор и лесов.
А началось все в конце августа. Я уже давно обратил внимание, что когда едешь по дороге из города в сельский мир, километров за тридцать от нашего дома впереди появляется на горизонте гряда далеких голубых гор непривычных очертаний. Потом дорога начинает петлять, и горы скрываются за деревьями. В очередной раз глядя из машины на эти горы, я решил всё-таки разобраться с тем, что же это за неведомые вершины.
Когда мы приехали в село, я взял карту, положил на неё линейку, и она уперлась в одно место в полях, в котором я уже бывал раньше. С той безымянной высоты посередине большого поля, внешне ничем не приметной, действительно отрывался очень далекий вид на юг, в сторону Канева. А неподалеку, за яром, была ещё одна такая же неприметная высота, откуда открывался далёкий вид на север, в сторону Киева.
Когда в конце лета выдался прохладный ветреный день, я решил отправиться на эти высоты, расположенные у одной из старых дорог, по которой я часто ходил в молодые годы. Оказавшись в нужной мне точке, я был полностью очарован открывшимися мне видом. Впереди полого спускались вниз давно заброшенные поля, заросшие белыми и желтыми летними цветами. Дальше, на другой стороне широкой долины, громоздились гряды холмов, а ещё дальше была видна полоса Днепра и за ней совсем далёкие горы уходили за горизонт, теряясь в дымке.
«Да, это оно»! Одно из тех редких мест, где хочется остановиться и сесть в траву, чтобы долго смотреть в бесконечную даль… И сказать про себя: «Да, это оно!».
Слева от этого поля начинался лабиринт яров и неведомых мне пологих лесных долин, среди которых угадывались незнакомые вершины – там были и гора Волчица, и гора Одинокого Волка, и гора Старого Енота, и гора Вольного Ястреба, только тогда я ещё не знал этих названий, а точнее – не придумал их. Как не знал ещё, что назову эти края «Волчьи горы» в честь одиноких Волка и Волчица, героев моего воображения, поющих свою вечную песню загадки и страсти перед холодной осенней луной. Все это было ещё впереди, и непознанность влекла к себе… Так же, как в годы юности, когда я, очарованный странник на дорогах действительности, только начинал свои путешествия в этих краях в поисках ветра силы.
Ведь новые места – это всегда новые места, когда не знаешь, что откроется тебе за поворотом лесной долины, и какую даль ты увидишь перед собой с новой вершины, на которой никогда ещё не был и названия которой еще не придумал…
Такие они, Волчьи горы, где реальность и воображение тесно переплелись… где уже и сам не знаешь, что есть на самом деле, а что – часть мира мечты и мифа.
Да это и не имеет значение, когда совершаешь свой путь под знаком голубых гор.
Вестник
После того первого похода в мир голубых гор ещё долго была жаркая погода, и я отложил исследование новых мест на потом, когда станет прохладнее. Однажды в сентябре солнечным утром я сидел перед домом, созерцая свои камни и древнее деревянное колесо, когда-то катившееся по полевым дорогам моей юности.
И тут пришел кот Хомка – небольшой, внешне ничем не приметный серый полосатый полудикий кот. Но взгляд у него был странный – пристальный и суровый. Хомка неохотно давался в руки, хотя я уже не первый год кормил его. Но я уважал его характер и независимость, все больше убеждаясь в том, что Хомка не просто сельский кот, а волшебное существо – вестник, пришедший ко мне из мира Волчьих гор.
И я стал говорить об этом с Хомкой, а он сидел, обернувшись хвостом, смотрел на меня своим тяжелый взглядом и внимательно слушал, «шо там дядько каже».
«Хомка, отведи меня в Волчьи горы и покажи мне путь туда – я ведь знаю, что ты вестник силы».
Понятно, что я бы нашел дорогу туда и без Хомки, и без карты, но нужен был ритуал, сдвигающий стрелки на циферблате мироздания от реальности в сторону мистерии – в сторону призрачного мира.
Хомка послушал меня, и затем повёл за край села, в яр. Мы перешли с ним по брёвнам через текущий поток, берущий своё начало далеко отсюда из под горы Темницы, и довел меня до большого черного камня.
«А дальше иди сам» – всем своим видом дал понять он. – «А у меня есть более важные кошачьи дела».
Так с помощью Хомки началось моё первое путешествие в мир Волчьих гор.
Белая зима
В конце ноября закружила метель и настала белая зима. Замело поля и горы, засыпало снегом лесные долины и все мои тропы, ведущие к Волчьим горам – до весны. Где-то там зимуют мои новые друзья – Одинокий Волк, Старый Енот и Вольный Ястреб…
Пришло время топить печь и сидеть, прижавшись спиной к горячим камня, на низкой скамеечке, пахнущей свежим деревом. Я сделал эту скамеечку в конце осени из старой, гладко выстроганной вербовой доски. Когда-то давно она попалась мне на глаза на развалинах сельской школы, бывшей недалеко от моего дома. Доска оказалась на удивление в хорошем состоянии – ведь старое дерево трухлявеет со временем и его сильно портят жуки-точильщики. Почистив доску от грязи, я построгал её и отшлифовал, после чего открылся красивый, едва заметный узор розовой древесины вербы. И вот теперь, сидя на вербовой скамеечке, я слушаю простой и вечный звук гудящего в печи огня.
А потом мы решили, что пора переместиться из села в город на зимовку, пока дороги не замело снегом окончательно. Был морозный и яркий день, снег хрустел под колёсами машины, светило яркое солнце и синева небес радовала глаз. Заканчивался ещё один сезон, проведенный в нашем доме среди гор и лесов, полный новых и радостных впечатлений.
Километрах в сорока от нашего дома мы остановились как раз в том месте, откуда на горизонте были видны далёкие голубые горы. Это были они – Волчьи горы…
Вокруг были заснеженные поля и освещенные зимним солнце горизонты. А гряда голубых гор, позвавших меня в конце лета, снова была так загадочна… С снова так много обещала чего-то никому никогда не известного, но извечно, извечно желанного… И пролетели в это мгновение воспоминания о прожитой жизни, и о пройденных дорогах – поистине, «дорогах действительности».
Вдыхая морозный воздух, я смотрел на далекие горы на горизонте. И снова я был молод, и снова передо мной простиралась залитая ярким солнечным светом дорога, уводящая в неведомое и зовущая за собой – в голубую даль.
Гора Одинокого Волка
2016
Гора Одинокого Волка
Дым
Мгновение вечно настоящего
В тишине холмов
По незнакомому городу
«Где вечность прикасалась к земному бытию»
Striatolamia Striata
В ночь
В легких и светлых снах
Под каневским небом
Гора Старого Енота
Globe
Под знаком голубых гор
Вестник
Белая зима
Гора Одинокого Волка
Где-то среди лесов и холмов Волшебной страны – фантастического мира мечты и мифа, где время течёт по иному – есть Гора Одинокого Волка. Она возвышается над глубокой долиной, заросшей лиственными лесами, и обращена в сторону солнца – вечного Солнца. А напротив, по другую сторону долины, есть другая гора, крутая и поросшая лесом. Она обращена в сторону вечной Луны. Это гора Волчица.
Весной ли, когда миро пробуждается от сна, а травы начинают расти, или осенью, когда всё увядает, и золотые листья кружатся, опадая, в лесах, на гору выходит Одинокий Волк. Он одинок, потому что такова его судьба. Когда он принял свою судьбу, то стал свободными, и эту свободу ему подарило умение погружаться в своё одиночество без страха, оставаясь наедине с тишиной холмов, вольными ветрами и со своими вечным братом – Солцем.
А на той горе, что напротив, в своё одиночество без страха погружается Волчица, оставаясь наедине с холодными звёздами и своей вечной сестрой – Луной.
И когда лунный свет освещает весь мир, делая его призрачным, в душе Одинокого Волка рождается песня – не имеющая ни начала ни конца песня, обращённая к высокой и холодной осенней луне. А с другой стороны долины ему отвечает Волчица.
Кто знает, о чём их песня…
Нам это постичь не дано.
Дым
Когда наступает холодная пора, с деревьев опадают листья, по утрам землю покрывает белый иней, а день быстро укорачивается.
Долгими осенними вечерами мы сидим у костра, глядя на высокую белую луну, на контуры гор, окружающих нашу долину, и на горящий огонь. Мы созерцаем ночь и слушаем её звуки – как где-то высоко в небе перекликаются журавли, и как летит в дальние страны ночной самолёт, оставляющий справа от луны свой серебристый след.
В соседнем селе за высокой горой лают собаки, а если совсем прислушаться, то иногда можно услышать там, за лесами и глубокими долинами, едва различимую песню Одинокого Волка.
В эти холодные ночи, когда коты просятся в хату на печь, мне нравиться смотреть на горящий огонь… нравится смотреть, как горят в костре побелевшие от солнца и дождей обломки досок от развалившихся сараев и других построек – остатки исчезающего мира сельской жизни, которого уже нет и никогда больше не будет.
Языки красного пламени облизывают старое дерево, и оно разгорается, быстро превращаясь в светящиеся угольки, осыпающиеся в костёр. А в холодное небо поднимается дым. Его струи причудливо изгибаются и сворачиваются, их вид загадочен и непостижим – как красота огня, красота холодной ночи среди гор и лесов.
Игра струй дыма притягивает к себе мысли, а потом и мысли поглощаются в них и вместе дымом улетают в небеса.
Остается только мгновение настоящего – вечно настоящего…
Мгновение вечно настоящего
Поздней осенью 2016 года мы с Тиной решили посетить гору Каменуху возле Григоровки – гору нашей молодости, где мы когда-то не раз ночевали у костра под звёздами. Это там открылся нам волшебный горизонт грёз, всю жизнь звавший в далёкие путешествия по миру, по берегам тропических морей.
День мы выбрали удачно – утро было солнечное, хотя ночные заморозки покрыли инеем землю, и северный ветер пронизывал холодом. На гору мы шли по старой лесной дороге – одной из немногих оставшихся дорог, где почти ничего не изменилось за пролетевшие десятилетия и так легко можно было забыть какой сейчас год – 2016 или 1996, а может даже и 1986…
Потом лес закончился, и дорога вывела нас на поля. В лицо светило солнце, и на душе было легко и радостно – мы снова чувствовали себя свободными солнечными странниками, идущими по уводящей вдаль дороге.
Наша гора за годы сильно заросла поднявшимся сосновым лесом, почти полностью скрывшем виды. Трудно было представить, что когда-то она была почти голой, и от больших камней на её песчаной вершине было видно далеко во все стороны.
На песке, примерно там где мы когда-то сидели у костра, оказалось неожиданно тепло. Постелив кериматы, мы улеглись под памятной нам сосной и погрузились в созерцание небес. На веточке сосны блестела на солнце золотая капля смолы, а в кроне шуршали маленькие птицы. Со стороны села доносилось пение петухов и лай собак – вечные сельские звуки….
В этот миг время остановилось – а может, вернулось назад, сквозь даль давно минувших лет.
Сняв сапоги и положив на них босые ноги, я лежал на теплом солнце, всё глядя и глядя на золотую каплю смолы… забывая о том, какой сейчас год и какой век… о том, кто я, откуда и куда иду.
Забудь себя, будь в потоке… Там мы и жили всю жизнь, растворяясь в солнечном свете – здесь, среди наших гор, или на берегах далёких океанов.
Иногда мысли уносились в воспоминания – уносились в даль давно минувших лет, – но потом снова возвращались в это длящееся мгновение настоящего – поистине, вечно настоящего – заполненное ярким солнечным светом.
Не хотелось ни вставать, ни уходить… хотелось только, чтобы это мгновение не заканчивалось.
Мгновение вечно настоящего.
В тишине холмов
В октябре 2016 года, в пору золотой осени, мы с Тиной провели неделю в тишине холмов. Целыми днями мы ходили по опавшим листьям в лесах, провожали улетавших журавлей, слушали гудение огня в печи и созерцали яркие холодные звезды.
И дни сливались в монотонную вереницу, когда счёт им утрачивается, и начинаешь забывать, сколько времени ты здесь находишься, среди гор и лесов – может, три дня, а может – три месяца.
По утрам, отрыв глаза, я видел как розовый солнечный луч освещает белую стену комнаты и букеты сухих цветов, собранные на дорогах лета.
В эти холодные утренние часы, когда землю покрывал иней, приятно было сидеть на солнце под старым деревянным сараем с навесом, закрывавшим от северного ветра. Солнце освещало столбы навеса, пожелтевшие листья винограда и деревянное колесо, стоявшее под одним из столбов.
Утро было посвящено общению с котами. Осенью, с наступлением холодов, они стали особенно дружелюбными – терлись об ноги, просили покормить и пустить их в теплый дом.
Дав еду котам, я продолжал сидеть на солнце в своем кресле, рассматривая карты и планируя сегодняшний маршрут. Хотелось выбрать его так, чтобы каждый день попадать в новые места, где ещё не был – а таких мест пока хватало среди нашит гор и лесов.
Каждый день моё путешествие начиналось у вертикально стоящей скалы в лесу. Оттуда я спускался в глубокий каменистый яр, где яркое солнце освещало сухое песчаное русло. Над яром склонялись желтые деревья, а над головой было синее осеннее небо.
Дальше начиналось царство синевато-серой глины – дожди промыли в ней глубокое русло, прорезавшее дно яра.
Там я переходил яр и, поднявшись на гору, выходил на старую дорогу, идущую среди заброшенных и заросших травами полей. Когда-то давным-давно, в молодости, я часто ходил по этой дороге в Трахтемиров.
Дорога вела к безымянной высоте – одной из самых высоких точек здешних гор, откуда открывался вид на бескрайние дали. Где-то там блестела полоса широкой реки, за ней синели леса на левом берегу, а еще дальше горизонт замыкала едва различимая линия Трипольских гор. Постелив на землю куртку, я обычно долго сидел на этом месте среди ещё цветущих осенних полевых цветов – синих, белых и желтых, созерцая даль.
От этой высоты мой путь шёл в неведомые и не познанные овраги и долины в окрестностях горы Волчицы – их лабиринт простирался передо мной. Там, среди серых высохших трав, среди следов зверей на диких тропах, я погружался в тишину холмов – в серый свет вселенской пустоты.
А над головой было бескрайнее пустое небо – иногда синее, а чаще серое небо поздней осени, с которого лился этот свет.
По незнакомому городу
Осенней порой мной овладело стремление к поиску новых мест в моём родном городе. Много в нём было и есть красивых улиц, парков и других мест, с которыми в разные годы жизни было что-то связано. Но потом старые места стали надоедать, как надоедает десятки раз читать одну и ту же книгу, пусть самую лучшую, или слушать одну и ту же музыку.
Так жизнь привела меня на такие улицы, где я раньше или вообще никогда не был, или бывал пару раз проездом. Улица Мельникова, Овручская, Нагорная, Татарская и многие другие… Ещё недавно мне эти названия не говорили ничего, а когда я там оказался, эти улицы меня вдруг заинтересовали. Как будто попал в новый, совершенно незнакомый город, иногда похожий на Львов, иногда – на Чернигов.
А идти куда глаза глядят по незнакомым улицам – это большое дело, особенно в сухие октябрьские дни, когда ветер несет под ногами жёлтые опавшие листья.
Так легко идти вместе с этим ветром вдаль, ни о чём ни думая и ничего не желая.
Просто лететь вместе с ним – с ветром…
Кто знает, куда…
«Где вечность прикасалась к земному бытию»
Однажды, в своих странствиях по незнакомому городу, я забрёл на какую-то тихую и незнакомую мне улочку недалеко от Львовской площади. Местами там были красивые новые дома, напоминающие города Европы, а кое-где остались совсем древние небольшие домики, за которыми угадывались крутые склоны холмов, заросшие деревьями За одним из поворотов улицы, возле заброшенного завода с красными стенами, передо мной вдруг открылся далёкий горизонт – летописная гора Щекавица, на ней высокая вышка с антеннами и бескрайние дали на севере.
Что-то знакомое и давно забытое показалось мне в этом виде. Ведь когда-то давным-давно первые несколько лет моей жизни прошли в этих краях, в старом небольшом доме возле Львовской площади. Я стал искать табличку с названием улицы – «Кудрявская». Так это же она!
Номер дома я не помнил – это ведь было больше чем полвека назад. В памяти вообще мало что осталось с тех времён , больше запомнились рассказы покойной матери. Да и не сохранился он скорее всего, тот старый двухэтажный кирпичный дом, где прошла первая часть моего детства.
Но одна смутная картинка врезалась в память: зима, красная заря на пол неба, гора Щекавица, на вышке загораются какие-то таинственные огоньки, а на небе – звёзды.
Вот откуда оно, оказывается, началось – стремление к запредельному, к далёкому и непостижимому, наложившие отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Ещё тогда, на этой улице космическая бесконечность прикасалась ко мне, только я не понимал в те времена, что всё это значит.
Оно и не удивительно – на этих старокиевских горах, на летописных холмах, откуда открываются необозримые дали, в этом «городе вечности», как я его называл уже в зрелые годы, легко можно почувствовать, как входит в душу вечность, прикасающаяся к земному бытию.
Striatolamia Striata
Сегодня утром луч осеннего солнца – нечастый гость в эту пору года, – проник в мою комнату, осветив одну из ниш в стене, где расставлены всякие редкие вещицы из разных концов мира, оставшиеся на память от путешествий разных лет.
Мое внимание привлекла прозрачная стеклянная баночка от кофе, полная окаменевших зубов древних акул палеогеновой эпохи – в основном, вида Striatolamia Striata. Когда-то давным-давно, во времена странствий молодости – странствий метафизической юности, как я их называю – находки этих зубов поразили моё воображение. Тогда на моем столе оказалась копия книги Гликмана «Акулы палеогена», и я читал её, как самый увлекательный роман.
В те годы меня очаровывали не только зубы акул, а и все находки окаменелостей, попадавшихся на песчаных и каменистых обрывах Каневских гор, где пролегли пути и дороги наших с Тиной странствий. Эти находки питали собой миф о праморе Тетис – древним океане, бывшем задолго до появления людей и от того казавшимся девственным, нетронутым и совершенным. А голубые или белые окаменевшие зубы акул, обычно длиной как ноготь, стали связывающей нитью с тем древним океаном из воображения.
К современным акулам у меня ни интереса, ни симпатии нет, и фильмы о нападающих на людей акулах, которые так любят снимать, я не смотрю. Те небольшие рифовые акулы, которых мы когда-то видели своими глазами на Мальдивах, имели вид безобидный.
А первые зубы древних акул мы нашли на песках Зарубиной горы – а тогда там песчаных осыпей было гораздо больше, чем сейчас, и место это было не таким людным. Но больше всего их было на намытых песках возле Бабиной горы, особенно в то время, когда эти пески только появились.
Я решил переставить зубы в другую нишу, где в похожих баночках были разноцветные пески с берегов Индийского океана – пусть встретятся, наконец… Взяв баночку с зубами, я стал переворачивать её в разные стороны, и зубы пересыпались с ней, освещенные солнечным лучом. И пролетели в памяти мгновения воспоминаний – яркое солнце, голубая вода и волны на широкой реке, вольные ветры и горячий песок, нагревшийся в жаркий полдень. И где-то там мы среди этих песков, собирающие древние раковины и зубы…
Там, под бескрайним небом нашей молодости, где мы шли по дорогам действительности – по дорогам прошлого.
В ночь
Мне нравится смотреть, как догорают угли в печи. Когда стихает гудение огня, дрова рассыпаются на кучу красных углей, и она быстро оседает на чугунной решетке в топке. Сначала по углями ещё пробегают фиолетовые огоньки, потом они все больше темнеют, превращаясь в серую золу, пока не остается несколько красных мерцающих точек.
Приоткрыв дверцу печи, я сажусь на низкую деревянную скамеечку и смотрю на эти красные мерцающие точки. По мере того, как они гаснут, всякие суетные мысли в уме тоже угасают, и овладевает мной ясный покой.
В доме тишина, от нагретой печи идёт тепло, и медленно догорают две красные точки в топке… А где-то там за стенами может быть непогода, дождь и мокрый снег… А может – чистое небо и холодные осенние звезды. Или яркая луна взошла, как слиток серебра, освещая своим светом и крышу дома, и опавшие деревья возле него, и очертания гор вокруг нашей долины – извечно загадочные и давно уже ставшие родными контуры наших гор.
Потом два уголька полностью угаснут, я закрою в печи заслонку, оденусь и выйду из дома, чтобы сделать костёр и созерцать ночь. И тогда душа, освободившись от пустых мыслей, легко и свободно полетит к ярким звёздам; а если светит луна – по полетит в лунном свете к далёким горам. А если дуют ветры и летят тучи – тогда она улетит вместе с ветром. В ночь.
В легких и светлых снах
А когда душа моя пресытится своими странствиями в мирах ночи, наступит время для снов. Догорит огонь в костре, а потом погаснут угли, и холод поздней осени станет пробирать даже через тёплую одежду.
Тогда я пойду в тишину и тепло дома, где зажгу огарок свечи, оставшийся на столе от вчерашнего такого же вечера. Тишина, идущее от печи тепло, и неподвижное пламя свечи… Можно было бы уже ложиться спать, но хочется растянуть это мгновение.
А на лежанке – старое, ещё трахтемировских времён юности зелёное шерстяное одеяло. Когда-то давным-давно я сшил его по краям, и это был мой самый первый спальный мешок. Потом я оставил это одеяло на пристани в Григоровке и много лет его не видел, пока сложными путями оно не попало в этот дом. И вот теперь старое одеяло времён метафизической юности снова со мной
Потом свеча догорела, распространяя запах гаснущего фитиля, и я лег спать, накрывшись своим зеленым одеялом. Еще пару минут я буду смотреть в непроглядную темноту, какая бывает только в сельских домах осенними ночами, а потом усну.
И будет мне сниться какой-то приятный сон, легкий и светлый. Может, о юности – о давно минувшей беззаботной поре, о летних дорогах, о ярких звёздах, о глотке воды из ручья в яру… Или о купании в волнах глубокой и чистой реки – такой глубокой и чистой, какой она может быть только во снах.
В легких и светлых снах о юности.
Под каневским небом
Просматривая поздней осенью фото минувшего лета, я нашел несколько сделанных на берегу возле Канева – мы с Тиной иногда ездили туда купаться, да и вообще побыть в этом пространстве под каневским небом, бывшем частью дорог странствий нашей молодости.
И тогда я решил съездить в Канев, пока не началась зима и не выпал снег. Мне захотелось снова оказаться в этом маленьком городке на берегу Днепра, стоящем на грани двух миров – мира людей и того мира гор и лесов, в котором мы всю жизнь путешествовали в поисках свободы и запредельного.
Выйдя из автобуса, я купил в одном из небольших магазинчиков свежего каневского хлеба «Колосок», а потом спустился возле автостанции на берег и пошёл вдоль воды в сторону Каневского заповедника.
Утром вода стояла низко, и по широкому песчаному берегу было идти легко и приятно, погружаясь с каждым шагом в тот волшебный мир, который был создан из впечатлений от прожитых лет и собственного воображения. Тот мир, в котором так легко было забывать себя и становиться частью чего-то великого и необъятного, вселенского… становиться частью летящих ветров и узора полевых дорог, раскинувшихся по земле под каневским небом.
Под этим небом мне так легко дышится и живётся – легче, чем в других местах на земле. А я бывал в разных концах света, так что мне есть с чем сравнивать.
Здесь, на песчаных безлюдных берегах, глядя на текущую воду так легко находить ответы на все вопросы и находить для себя новые смыслы – те смыслы бытия, которые в большом городе незаметно забываются и утрачиваются в житейской суете.
Не раз на каневских берегах приходили мне в голову мысли, что хорошо было бы жить здесь, под бескрайним каневским небом. Без сожаления забыть всё прошлое и начать жизнь с чистого листа. Купить дом где-то на краю Канева, чтобы из окна было видно на горизонте далекие голубые горы… и жить там легко и беззаботно, занимаясь простыми вещами – садом, огородом, пчёлами… пилить дрова или пасти коз…
И жизнь так, неспешно, сколько еще отпущено нам судьбой – под каневским небом.
Гора Старого Енота
Старый Енот большую часть своей жизни провёл на склоне поросшей дубовым лесом горы, надёжно скрытой среди лесов и бесконечных запутанных оврагов Волшебной страны. Родился енот не здесь – молодым он пришёл в эту лесную долину издалека, со стороны пяти гор, видневшихся на горизонте на юге. Там он родился на похожей горе и там прошло его беззаботное детство. Но вскоре в тех краях стало появляться всё больше людей, и тогда енот, любящий тишину и покой, ушёл из родных лесов на поиски нового места.
Долго он странствовал по полям и холмам, пока не оказался на этой горе. Здесь он нашёл большой камень, уходящий в глубину склона, и под ним вырыл свою нору в золотистом песке. Так енот жил свое жизнью, общался со своими сородичами, обитающими в этих лесах, и никто ему не мешал. Годы и годы летели над его головой, и он не замечал их, но шерсть у него на носу побелела.
Хотя енот был стар и мудр, у него еще было достаточно сил, чтобы охотится и добывать себе пропитание. Приближалась очередная зима, енот сбросил короткую летнюю шерсть и оброс новой, густой и длинной. Теперь морозы ему были не страшны.
Когда в холодные лунные ночи, когда призрачный серебристый свет озарял собой весь мир, гора Одинокого Волка и гора Волчица обменивались своими песнями, полными загадки и страсти, енот после удачной охоты тихо и мирно спал в глубине своей норы. И снились ему простые и лёгкие сны, светлые, как прозрачные осенние леса.
Globe
В моём доме среди гор и лесов много лет хранился старый потертый глобус. Когда-то я нашёл его в заброшенной школе, бывшей неподалёку – сейчас от неё осталась только куча обломков, заросшая кустами.
Сначала я хранил глобус на чердаке просто для прикола – как маленькую модель нашей планеты, случайно оказавшуюся в далёком глухом селе. А когда у нас началась эпоха глобальных путешествий, старый школьный глобус вдруг приобрёл совсем другое значение. Приятно было, сидя у зимнего костра, рассматривать на нём очертания океанов и континентов. «А поехали вот сюда – ведь здесь мы ещё не были…». И палец чертил по глобусу условную линию, как будет лететь через пол-мира самолёт к столицам далеких стран.
А потом время поменялось, и поменялся мир – в нём подули другие ветры,. И хотя все так же летят куда-то вдаль самолёты – мы из видим иногда по ночам над нашими селом, – и всё так же можно зайти на хорошо знакомый сайт Emirates и купить билет в любой конец света, настроение изменилось.
На днях я решил проститься с глобусом. Он сделал своё дело, и больше не нужен – тот период жизни закончился. Взяв глобус в руки, я ещё раз взглянул на очертания мира – на те места, где мы были, и где так и не побывали…и пронеслись в памяти гревшие когда-то душу названия – Тангале, Анс Кокос и Пуэрто Эскондидо.
А потом я положил глобус в горящий костёр. Огонь быстро охватил его, и эта маленькая модель уютного и доступного мира стала дымом вместе с названиями далёких стран и городов… стала дымом и растворилась в высоком ночном небе, в котором всё так же иногда летели над нами в дальние страны самолёты.
Под знаком голубых гор
В последние дни ноября началась настоящая зима со снегом и морозом – правду говорили бабы в Каневе на базаре, что зима будет ранней. В этот день, сидя у окна, я вспоминал ушедшую осень, полную ярких событий и подарившую мне новые места в мире гор и лесов.
А началось все в конце августа. Я уже давно обратил внимание, что когда едешь по дороге из города в сельский мир, километров за тридцать от нашего дома впереди появляется на горизонте гряда далеких голубых гор непривычных очертаний. Потом дорога начинает петлять, и горы скрываются за деревьями. В очередной раз глядя из машины на эти горы, я решил всё-таки разобраться с тем, что же это за неведомые вершины.
Когда мы приехали в село, я взял карту, положил на неё линейку, и она уперлась в одно место в полях, в котором я уже бывал раньше. С той безымянной высоты посередине большого поля, внешне ничем не приметной, действительно отрывался очень далекий вид на юг, в сторону Канева. А неподалеку, за яром, была ещё одна такая же неприметная высота, откуда открывался далёкий вид на север, в сторону Киева.
Когда в конце лета выдался прохладный ветреный день, я решил отправиться на эти высоты, расположенные у одной из старых дорог, по которой я часто ходил в молодые годы. Оказавшись в нужной мне точке, я был полностью очарован открывшимися мне видом. Впереди полого спускались вниз давно заброшенные поля, заросшие белыми и желтыми летними цветами. Дальше, на другой стороне широкой долины, громоздились гряды холмов, а ещё дальше была видна полоса Днепра и за ней совсем далёкие горы уходили за горизонт, теряясь в дымке.
«Да, это оно»! Одно из тех редких мест, где хочется остановиться и сесть в траву, чтобы долго смотреть в бесконечную даль… И сказать про себя: «Да, это оно!».
Слева от этого поля начинался лабиринт яров и неведомых мне пологих лесных долин, среди которых угадывались незнакомые вершины – там были и гора Волчица, и гора Одинокого Волка, и гора Старого Енота, и гора Вольного Ястреба, только тогда я ещё не знал этих названий, а точнее – не придумал их. Как не знал ещё, что назову эти края «Волчьи горы» в честь одиноких Волка и Волчица, героев моего воображения, поющих свою вечную песню загадки и страсти перед холодной осенней луной. Все это было ещё впереди, и непознанность влекла к себе… Так же, как в годы юности, когда я, очарованный странник на дорогах действительности, только начинал свои путешествия в этих краях в поисках ветра силы.
Ведь новые места – это всегда новые места, когда не знаешь, что откроется тебе за поворотом лесной долины, и какую даль ты увидишь перед собой с новой вершины, на которой никогда ещё не был и названия которой еще не придумал…
Такие они, Волчьи горы, где реальность и воображение тесно переплелись… где уже и сам не знаешь, что есть на самом деле, а что – часть мира мечты и мифа.
Да это и не имеет значение, когда совершаешь свой путь под знаком голубых гор.
Вестник
После того первого похода в мир голубых гор ещё долго была жаркая погода, и я отложил исследование новых мест на потом, когда станет прохладнее. Однажды в сентябре солнечным утром я сидел перед домом, созерцая свои камни и древнее деревянное колесо, когда-то катившееся по полевым дорогам моей юности.
И тут пришел кот Хомка – небольшой, внешне ничем не приметный серый полосатый полудикий кот. Но взгляд у него был странный – пристальный и суровый. Хомка неохотно давался в руки, хотя я уже не первый год кормил его. Но я уважал его характер и независимость, все больше убеждаясь в том, что Хомка не просто сельский кот, а волшебное существо – вестник, пришедший ко мне из мира Волчьих гор.
И я стал говорить об этом с Хомкой, а он сидел, обернувшись хвостом, смотрел на меня своим тяжелый взглядом и внимательно слушал, «шо там дядько каже».
«Хомка, отведи меня в Волчьи горы и покажи мне путь туда – я ведь знаю, что ты вестник силы».
Понятно, что я бы нашел дорогу туда и без Хомки, и без карты, но нужен был ритуал, сдвигающий стрелки на циферблате мироздания от реальности в сторону мистерии – в сторону призрачного мира.
Хомка послушал меня, и затем повёл за край села, в яр. Мы перешли с ним по брёвнам через текущий поток, берущий своё начало далеко отсюда из под горы Темницы, и довел меня до большого черного камня.
«А дальше иди сам» – всем своим видом дал понять он. – «А у меня есть более важные кошачьи дела».
Так с помощью Хомки началось моё первое путешествие в мир Волчьих гор.
Белая зима
В конце ноября закружила метель и настала белая зима. Замело поля и горы, засыпало снегом лесные долины и все мои тропы, ведущие к Волчьим горам – до весны. Где-то там зимуют мои новые друзья – Одинокий Волк, Старый Енот и Вольный Ястреб…
Пришло время топить печь и сидеть, прижавшись спиной к горячим камня, на низкой скамеечке, пахнущей свежим деревом. Я сделал эту скамеечку в конце осени из старой, гладко выстроганной вербовой доски. Когда-то давно она попалась мне на глаза на развалинах сельской школы, бывшей недалеко от моего дома. Доска оказалась на удивление в хорошем состоянии – ведь старое дерево трухлявеет со временем и его сильно портят жуки-точильщики. Почистив доску от грязи, я построгал её и отшлифовал, после чего открылся красивый, едва заметный узор розовой древесины вербы. И вот теперь, сидя на вербовой скамеечке, я слушаю простой и вечный звук гудящего в печи огня.
А потом мы решили, что пора переместиться из села в город на зимовку, пока дороги не замело снегом окончательно. Был морозный и яркий день, снег хрустел под колёсами машины, светило яркое солнце и синева небес радовала глаз. Заканчивался ещё один сезон, проведенный в нашем доме среди гор и лесов, полный новых и радостных впечатлений.
Километрах в сорока от нашего дома мы остановились как раз в том месте, откуда на горизонте были видны далёкие голубые горы. Это были они – Волчьи горы…
Вокруг были заснеженные поля и освещенные зимним солнце горизонты. А гряда голубых гор, позвавших меня в конце лета, снова была так загадочна… С снова так много обещала чего-то никому никогда не известного, но извечно, извечно желанного… И пролетели в это мгновение воспоминания о прожитой жизни, и о пройденных дорогах – поистине, «дорогах действительности».
Вдыхая морозный воздух, я смотрел на далекие горы на горизонте. И снова я был молод, и снова передо мной простиралась залитая ярким солнечным светом дорога, уводящая в неведомое и зовущая за собой – в голубую даль.
Немає коментарів:
Дописати коментар